Глава вторая.

Сколько я себя помню с тех пор как Москва провалилась, так народец из здешних мест потянулся. Остались в Московской области индивиды откровенно странные или мало имеющие общего с понятием “homo sapiens”. Основная культурная жизнь сместилась на удержавшиеся на поверхности окраины исчезнувшей столицы. Именно поэтому неисповедимые пути трудоустройства привели меня на берега Химкинского моря, где учебка речной полиции впервые познакомила меня с Богданом Сергеевичем.

Он ходил как небольшой боевой робот или боксер в халате шагающий к канатам под рев публики, глядя на мир своими переполненными наивного дружелюбия глазами. Наш непосредственный начальник - Гена Байдиков - глядя на него сразу понял, такого парня можно подписать на любое благородное дело. Гена был гениален в подборе кадров, так что Богдану багор и спасательный жилет с удостоверением в нагрузку выдали без лишних разговоров.

Гена был человеком больших дел, небывалой осторожности, житейской мудрости и природного обаяния способного увлечь на мутное дно химкинского моря женщину в возрасте от сорока пяти до первых дней старческой деменции.

Геннадий носил высокий воротник, чтобы не шокировать нас жабрами, днем сидел в собачьей конуре при отделение, а на ночь уходил в море. Свое сидение в конуре он объяснял тем, что во время обстрела метить будут в здание отделения, а по конуре стрелять не подумают. За все время нашей с Богданом службы обстрела не было ни разу…

Гена делал все очень медленно, с пониманием, особенно печатал или заполнял бланки. Бумажная работа требовала от него полного напряжения всех имевшихся сил. Как мы позже выяснили с Богданом, держали Байдикова вместе со всеми его странностями по всего одной весомой причине - он в свое время оказал начальству неоценимую услугу. Какую? Слухи ходили самые невероятные…

В первый рабочий день Гена оглядел нас, затем спросил:

-Плавать умеете?

-А что катеров патрульных больше нет?

Напрямик спросил Богдан, на что Гена ничего не ответил, тяжело вздохнул и весь день нас игнорировал. Мы в свою очередь не наседали. Мало ли что? Через четыре дня Гена снова с нами заговорил, на этот раз довольно обстоятельно:

-Вы знакомы с криминальной обстановкой на Химкинском море?

- Если честно не особо Геннадий. Я вот вообще не понимаю кого нам ловить?

-Ну к примеру Ленинистов.

-Кого?

-Это такие люди Богдан, которые желают Ленина со дна Московской впадины поднять и с этой целью экспедиции всякие предпринимают.

-А почему мы их ловим?

- Потому что древнее зло должно оставаться там где ему и место — на дне морском. - Назидательно сообщил на Геннадин, а затем снова оставил нас в полнейшем покое на четыре дня.

Так и потекла наша служба.

Кроме разговоров с Геннадием о опасностях с которыми мы можем столкнуться, мы тратили свое время на такие важные дела, как рыбная ловля. Вообще при зарплате в 20 500 рыба стала для нас серьезным подспорьем, которое позволяло существенно экономить наши скромные бюджеты.

Первое время мы скрашивали свой досуг незатейливой игрой в существительные, но она быстро потеряла свой блеск, так как Богдан не умел проигрывать и выдумывал новые , никогда не существовавшие слова. Так что битву интеллектом довольно быстро заменил радиоприемник на батарейках - наш верный спутник и товарищ на все время службы в речной полиции.

Еще мы точили багры, регулярно упражняясь с ними. На упражнения уходило по два-три часа в день. Кроме того что багор был необходим чтобы вытаскивать утопленников из водного бассейна, так еще это было наше единственное оружие против морских пиратов, контрабандистов и браконьеров.

Основы боя багром нам преподавал Селивестр Анатольевич, улыбчивый дядька за пятьдесят. Однажды он признался нам, что он нынешний всего лишь тень Селивестра, а настоящий Селивестр погиб в Афганистане, один против пятнадцати с саперной лопаткой и ножом, как Роланд, только без рога и пафоса. Что настоящий Селивестр мертв, а мы имеем дело с тенью нам подтвердил Геннадий, напомнив, что если мы сомневаемся, то можем спросить некого отца Ивана, он подтвердит. Отца Ивана мы спрашивать не стали, только посмотрели в табеле, что наш преподаватель работает бесплатно, а согласиться на такое могла только тень человека, а не человек.

Через пару месяцев Геннадий доверил нам патрульный катер, а вместе с ним и бремя патрулирования акватории закрепленной за нашим отделением. Первое время это было здорово, но потом приелось, и мы ощутили всю тяжесть службы за 20 500. Правда, наши будни частенько разбавляли всевозможные любопытные случаи, но это совсем другая история.

Глава четвертая

Сколько я себя помню с тех пор как Москва провалилась начали происходить странные вещи. Время и пространство искажались, парой одаривая нас поразительными событиями и удивительными фактами. Тот день выдался дождливым, по радио сообщили о скором начале шторма, так что мы сидели в участке, лузгали семечки наблюдая за огнем в стеклянном нутре керосиновой лампы.

-У меня лампа точно такая же есть. Только фитилька к ней нет и нигде не купишь.

Гена посмотрел на Богдана своими печальными глазами:

- Фитилек - то найти не проблема, а вот значок члена партии.

-Что за значок? -оживился Богдан Сергеевич.

-Мне отец Иван по секрету рассказал, что значки высшего совета коммунистической партии СССР были напрямую подключены к сердцу Ленина, а сердце вождя это мощность трехсот ядерных бомб! На такой подпитке партийные бонзы были неуязвимы для пуль — значок мигом создавал защитное поле.

-Поэтому Ленина достать со дна хотят всякие?

-И поэтому тоже. - Уклончиво ответил Геннадий.

В этот самый момент в дверь постучали, так в нашем отделение появился новый сотрудник — Анечка. Она была невысока ростом, изящна, смотрела на все васильковыми глазами, а еще по ее словам прибыла из будущего, чтобы самой понаблюдать юные годы президента ВССР - Богдана Сергеевича. Как я узнал позже ВССР — это возрожденный союз советских республик. Узнал я это, не буду скрывать, только через двадцать лет, когда Богдан действительно возглавил нашу великую страну.

Я не стану уделять много времени и места описанию недолгого пребывания Анечки с нами, но наиболее важные моменты все же вам поведаю. Она отлично готовила и управлялась с тяжелой сковородой. Этой самой сковородой девочка отходила Богдана Сергеевича, когда он настойчиво пытался убедить ее стать первой леди. Сам он этот инцидент видит иначе, но я склонен верить трезвой участнице событий.

Кроме того довольно быстро гостья из будущего вынесла вердикт: «Наш будущий лидер страшный зануда, он целыми днями говорит, как радиоприемник». Если принимать во внимание низкую информативность Богдановской фоновой речи, то барышню можно понять.

Будучи неприступной, Анечка принимала подарки от самого Богдана Сергеевича и от некоторых других речных полицейский. Хотя для ее чести она прямо говорила им всем, что ловить им здесь нечего. Ее присутствие, если честно , благотворно влияло на коллектив: многие, впервые за год, помылись, а другие индивиды вспомнили о существовании уборной и перестали орошать южную стену отделения.

В тоже период времени мы с Богданом познакомились с бытом людей и нелюдей проживающих на берегах Химкоского моря, а также существенно расширили свой кругозор по части знания человеческой натуры. Наиболее памятные случаи я намерен немедленно предать огласке:

+++

- Ребята, отцепите меня. - Жалобно выл голый мужик прикованный у батарее, рядом с ним сидела такая же голая девица неопределенного возраста, ее запястье также было пристегнуто наручниками к сегменту центральной системы отопления.

-За что вы их так Прасковья Филипповна. -Участливо спросил у смотрительницы маяка Богдан.

-На дурь подсели, негодники. Пока яд из организма не выйдет, так буду держать. Ты, касатик не переживай — ведро я им с кашей даю, а ходят пусть под себя, когда под себя ходишь, о похоти думать желания нет.

-Вы главное, Прасковья Филипповна маяк держите в рабочем состояние.

-Это мы завсегда, Богдан Сергеевич. - Жена покойного укротителя Епофеева отдала моему напарнику честь. Порядки у нее на острове стояли суровые, но справедливые.

+++

-Богдан, иди сюда. -Голая девица кокетливо засмеялась. - Аня , твоя тебя все равно не примет, а я вся твоя буду. Прыгай с катера.

Она вынырнула из воды на половину демонстрируя моему напарнику голые груди. Как раз промеж этих грудей и вошел гарпун брошенный уверенной рукой Никанора Фомича.

-У, тварь. Я ваше племя водянистое все выведу.
-Ты чего Никанор?!
-Не твое собачье дело.

Случай тот был первым и единственным, русалки к катеру больше никогда не подплывали, а на вопросы насколько они на самом деле опасны наши коллеги отвечали уклончиво, обычно упоминая алименты и тяжелые жилищные условия.

+++

Анечка вбежала в отделение в огромными как два пятигранник глазами:

-Там Никанор Фомич, он собакой был… Большой… А потом эта собака через нож прыгнула и он снова человек.

-Это нормально. -Гена невозмутимо читал прошлогодний выпуск «Морского вестника» - Он оборотень, существо в деле сыска необходимое.

-Да. -Поддержал шефа Богдан Сергеевич. - А ты его спросила об этих его прыжках и перевоплощениях?

-Спросила…

-И что он ответил?

-Не твое собачье дело.

-Вот. -Богдан назидательно поднял палец. - А все почему?

-Почему?

-Потому что он из Челябинска!

+++
Количество интересных случаев гораздо больше чем объем этой повести , а тем более этой главы, но не о всем стоит рассказывать и все мы помним, хотя ТОГДА казалось, что запомним на всю жизнь. Я сейчас немного задумался, и мне вспомнился случай в одной корчме… Но это совсем другая история.

Глава шестая

Сколько я себя помню с тех пор как Москва провалилась с деньгами всегда было сложно. Сложно было понять стоит ли их потратить сразу или что-то оставить на будущее. Пока я мялся, рассчитывал, взвешивал … Да, пока я думал, Богдан жил сегодняшним днем. Возможно именно поэтому его поражало, что его оклад исчезал в неизвестном направление практически мгновенно… НО! Но Богдан Сергеевич не унывал, наш участок был на берегу Химкинского моря, а значит удочки, сеть и острога давали нам пропитания.

-Диман,мы работает за еду. Получил деньги и проел.

Я не стал ничего отвечать. Мы сидели на свежесрубленном стволе березы в тени избушки служившей обителью отделения речной полиции и орудовали стальными щетками. Работа наша была проста и совершенно не интеллектуальна: очищать рыбу от чешуи. Солнце клонилось к закату. Еще час или другой и солнышко-молнышко нырнет в спокойные воды химкинского моря оставив нас наедине с королевой-луной.

-Диман и работа скучная, где облавы? Где операции? Где перестрелки? От такой работы тупеешь. Я вот ничего не помню чему меня в институте учили. Совсем ничего не помню.

В этот момент из дачного туалета вышел наш непосредственный начальник Гена Байдиков. Улыбка блуждала по его тонким губам, поношенный свитер говорил об огромном опыте, а глаза… Ох , сколько молодых вдовушек увел на самое дно хозяин этих двух печальных очей.

-Тупеешь значит.

Гена смерил Богдана оценивающим взглядом, а затем вынул из кармана форменных брюк пачку «Беломора». Байдиков ценил только классику.

-Вы Геннадий что-то нам по работе хотите сказать?

Мы одновременно отложили щетки для рыбы. Байдиков вскинул бровь, а где-то в пятистах метрах от нашего забора завыл оборотень предвкушая ночную охоту на диких чертовок. Оборотни предпочитали мясо именно чертовок, так как оно более нежное чем у чертей, особенно у старых.

-Да. Чтобы ты не тупел, я поручаю тебе важное задание. Надо будет внедриться и разработать одного контрабандиста. Ты говорят институт закончил? Так для тебя умник этого дело плевое.

-Рад стараться ваше благородие!

Рявкнул Богдан Сергеевич вскочив на ноги и браво щелкнув пятками сапогов. Почему он именно так сказал он мне так и не объяснил, видно что-то в голове перемкнуло от радости.
+ + +
Первым делом будущего сотрудника под прикрытием направили к нашему интенданту, он же был бухгалтером на половину ставки, механиком по части катеров и ночным сторожем. Есть уверенность, что это человек проходил по табелям помимо всего прочего еще и под разными фамилиями, а также получал пенсионные пособия за сотрудников погибших при исполнение.
-Добрый день Манук Иосифович!

Гражданин Вальштейн оторвался ото многочисленных бумаг покрывавших поверхность его рабочего стола. Он недолго смотрел на Богдана, пристально так, как будто пытался нащупать под кожей , мускулатурой и канатами жил позвоночник, чтобы пустить прямо по нему холодок. Осмотревшись Манук Иосифович трижды втянул воздух, кашлянул, а вот только потом заговорил:

-Я понимаю ты за деньгами пришел?

-Это вы верно подметили. Только мне наличные нужны, а не карта сокровищ зарытых на острове русалок. И деньги которые нынче в ходу, а не эти ваши керенки.

Богдан улыбался, он был похож на свежий весенний денек, а вот гражданин Манук все больше напоминал зимний вечер.

-Геннадий мне конечно все уже сообщил, но ты сам понимаешь мы на государственной службе и наше финансирование напрямую зависит от решений принимаемых в центре.

Пока бухгалтер говорил, Богдана Сергеевича привлекла черная книга с золоченным тиснением странниц и закладка в этой книге в образе пятитысячной купюры.

-Я лучше у вас книжку возьму почитать. С деньгами это вы правы, что кровь из бюджета пить зря.

Богдан смотрел на закладку и Манук смотрел на закладку, потом они посмотрели друг другу в глаза. Первым заговорил старший механик нашего отделения:

-Вот тебе две триста и чтобы молчок.

-Я могила.

Богдан ушел довольный обретя финансы на так привлекавшую его специальную операцию по внедрению в тесные ряды контрабандистов и прочей матерой контры.
+ + +
Операция внедрения и разработки началась уже следующим вечером. Работник речной полиции Богдан Сергеевич имея в кармане 2300 денег меченными купюрами заявился в корчму «Три сиврюги». Там он выдав себя за отставного прапорщика внутренних войск в разводе свел знакомство с неким Тюриным, человеком склонным к употреблению напитков и не имеющим постоянной работы.

Богдан и Тюрин, которого звали Серега после закрытия «Трех сиврюг» направились на квартиру последнего, чтобы продолжить знакомство в более спокойной обстановке. Именно там в час ночи Богдан потребовал у Сереги Тюрина его голубой берет, чтобы сделать фото на память. Сергей ответил категорическим отказом, двое молодых людей обменялись ударами в следствии чего гражданин Тюрин потерял сознание и берет, а сотрудник речной полиции сделал так необходимую ему фотографию. В простонародье — селфи.

Утром следующего дня в квартире Тюрина был произведен обыск сотрудниками речной полиции. Были обнаружены сети с грузами запрещенные к использованию в средней полосе, жабры явно вырезанные по живому и готовые к трансплантации. И резали эти жабры, как позже признался Тюрин без согласия гражданина Ивантекова, предварительно приведя жертву в состояние сна путем подмешивания порошка карпазы в водку. Назвать покупателя жабр Сергей отказался, но намекал что клиент заграничный и нам его не достать.

После закрытия дела Богдан ходил гордый в ожидание ордена и повышения. Орден ему не дали, зато выдали премию в 350р. Обескураженный этой небольшой суммой мой коллега впервые начал думать об увольнение из речной полиции. К чему его привели эти мысли? О! Это стоит вспомнить… Но не сегодня, так как это совсем другая история.

Глава восьмая

Шел март. Лед тронулся, а значит пришло время ворочая баграми вынимать из холодной, весенней водички первых утопленников. Я как раз подцепил одного такого за пальто и вдруг понял, что мой напарник откровенно халтурит. Богдан Сергеевич стоял оперевшись локтями о борт патрульного катера, телогрейка его была расстегнута на три верхние пуговицы, ветер колыхал рыжие волосы на груди, а глаза… Эти глаза смотрели на Химкинское море с неизбывной тоской.

-Ты чего филонишь?

Искренне возмутился я. Богдан перевел свой взгляд с морского простора на меня:

-Понимаешь, Диман мы здесь тратим время зря. Зарплаты крохотные, труд бессмысленный. Я тут в ВСИН решил пойти, буду в тюрьме что на острове Рыжем документы заполнять на этапирование.

В этот самый момент что -то крупное и с щупальцами утянуло нашего утопленника в пучину. Мой багор аж переломился посередине от таких состязаний.

-Видно кто-то из Генкиных дружков.

Констатировал Богдан, затем вынул пачку папирос марки «Тихлинские», чтобы выкурить одну. Этим своим действием Богдан Сергеевич как-бы подчеркивал всю бренность земного существования и свое жалкое положение.

+++
Рыжий так прозвали из-за песчаных пляжей, а кроме того карьера выработкой которого занимались заключенные под бдительным надзором собак-мутантов и человеческого штата колонии общего режима.
Когда подходишь к острову первый раз — вылитый курорт. Но внешность обманчива. Власти постарались населить этот клочок земли всевозможными неприятными и опасными тварями и растениями, чтобы скрасить быт заключенных и избавить их от вредных мыслей о побеге.

Наш катер как раз подходил к пристани, когда я обратил внимание на могучий дуб росший на берегу, там где земля но еще не песок. Дерево было украшено тремя висельниками…
-Порядки здесь строгие…
-Строгие, но справедливый!

Ответил мне Богдан Сергеевич. Он как раз одел форменную фуражку речного полицейского и готовился бросить швартовый встречающим нас работникам исполнения наказания. Вид работников несколько удручал. Они были долговязые, не высокие, а именно долговязые. Форма смотрелась на них как школьная советская амуниция первоклассника, которую вдруг одел на себя сорокалетний верзила. Бледные лица с запавшими глазами служивые прятали в тени козырьков, а руки с обкусанными ногтями в карманах казенных брюк. Я говорю «они» так как встречающих было только двое и встречали нас неприветливо, холодно встречали.

Богдан обменялся с делегацией по встрече пустыми фразами: «по поводу работы», «откликались на вакансию?» и прочее в том же духе. Не пошло и пары минут как его увели вглубь острова, а я остался ждать, один у пустого причала с опаской вглядываясь в сосновый лес.
+++
О дальнейших событиях я знают только со слов Богдана Сергеевича, а он хоть и человек словоохотливый, но часто не помнит что-то важное или наоборот помнит слишком много неважного. Вот скажем его друзья прекрасно помнят, как Богдан отказывался идти ночевать домой, так как там «Богдан из будущего» сейчас с важной миссией и если они столкнуться… Такая у него память, или он такой у своей памяти.

В первую очередь Богдану запомнились длинные узкие коридоры с рядами стальных дверей по обе стены. Раньше он видел такие коридоры только в кино,а теперь сам вышагивал по такому. Как мы с ним сообразили позже, обсуждая события с ним произошедшие: через тюремный блок его повели специально, чтобы показать хозяйство, чтобы дать возможность вдохнуть атмосферу, а заодно посмотреть как наличие этой атмосферы в легких на него повлияет.

Шли молча, но Богдан Сергеевич нарушил тишину, чтобы задать интересовавший его вопрос:

-А кто у вас здесь сидит?

-Разный контингент. - ответил самый высокий из двух его флегматичных спутников. - Здесь и министр есть, один, есть маньяк, да и шушеры всякой хватает. Многие пересыла ждут, другие этапа, а третьи вызова в суд и как теперь у них принято говорить: «на берег».

-Берег?

-Ага. - вступил в беседу тот что пониже — Так стали говорить, как Москва провалилась. Еще у этих поговорка есть или присказка: «У каждого свой берег».

Тогда Богдан не предал этой фразе значение, но потом… Сколько в ней народной мудрости и какого-то почти звериного желания высшей справедливости! Суды мирские, с их мухами, усталыми глазами и прутьями клеток и суд божественный, суд по- совести. Суд товарищей по камере получивших мульку о делах недостойных или суд общества. А ведь можно и выйти совершенно на свой берег, где самому быть себе судьей, прокурором и палачом. Над чем властен человек если не над самими собой? Не даром мы так боимся костлявой девицы, что так и не записали в конституцию среди прочих неотрывных прав — право на смерть.

Думал ли об этом Богдан? Не знаю… Что у него в голове творится большая загадка для меня. Иногда кажется что он весь «на словах» выговаривает все что есть внутри, выдает текстом, а иногда приходит совершенно противоположное мнение. Это как с любым человеком — не все так просто.

+++
У любого коридора есть дверь в конце. Есть коридоры, что упираются в глухие стены, но там , как говорят нужен особый ключ — небольшого веса и желательно из свинца, тогда и только тогда дверь распахнется перед идущим. Следуя этому правилу закончился вояж Богдана Сергеевича по тюрьме. Закончился он как и ожидалось в кабинете специалиста по кадровой работе.

-Так вы работать у нас собрались?

Стул бы скрипучий, а кроме того шатался, все силы Богдана Сергеевича уходили на то чтобы не упасть на холодный бетонный пол. Так что ответил речной полицейский просто и по-военному.

-Так точно!

-Паспорт свой мне дай посмотреть.

Богдан дал, начальник тюрьмы его даже листать не стал, просто убрал в один из ящиков своего скрипучего стола, родного брата того самого стула на котором сидел речной полицейский.

-Ты парень понимаешь, что честность на нашей работе главное? По глазам вижу что понимаешь… Так что в попе телефоны заключенным не носи, а то уволим с позором и того самого в бане будь начеку.

-В бане?

-Ну да в бане… Тебе как новенькому в баню зеков водить придется и смотреть как они там тела свои моют, чтоб не отмыли там чего.

-А сколько человек я должен так водить?

-Обычно тридцать иногда тридцать два, но такие случаи оплачиваются как внеурочные. Ты главное в бане глаз не отводи, следи пристально, а то они по секосу истосковались, могут и наскочить…

-На кого наскочить?

-Друг на друга или на тебя если приглянешься.

-Я пойду товарищ майор. Мне такая работа не нравиться. Спасибо что рассказали все сразу и без утайки.

-Куда ты пойдешь без паспорта? А паспорт я тебе через пять лет только верну.

Майор сказал это голосом кота поймавшего жирную и не спортивную мышь. Но Богдан Сергеевич был не мышь, он был речной полицейский!
Паспорт он конечно вернуть не смог, но на катер вернулся, правда пунцовый, как рак. Этот случай серьезно пошатнул уверенность Богдана Сергеевича в том что он сможет устроиться на государственную службу, от всех этих переживаний Богдан даже немного поехал головой, начал временами думать что он обычный участковый, но это совсем другая история и я расскажу ее в следующий раз.

Глава десятая

Сколько я себя помню, с тех пор как Москва провалилась мы постоянно слушали радио. На водных просторах , которые тянулись от Тулы на юге до Финского залива на севере, радиоприемники обрели вторую жизнь. Не то что не было телевизоров, они были, но перебои с электричеством сделали свое дело: мы снова вернулись в эпоху радиоприемников на батарейках.

-Вот ты представь себе он на работу приходит и говорит: «я не пил».
-Он? Не пил?! Да он все время врет. Это у него само собой выходит. Как дышать.
-Дааа… А несет от него и тут наша шеф ему и говорит: «Иди в магазин, купи и выпей растительного масла».
-А он ? Пошел и выпил.

Мы лежали на палубе катера, как два окуня выброшенные на песчаный берег Маями. Катер стоял на якоре. Лето перевалило через свою середину, солнце пекло, а по радио шла популярная передача «Кумушки», где две девицы перетирали кости известным и не очень гражданам. Работать не хотелось, что там работать — думать.

-Приказы не поступают, перехожу в режим ожидания.

Пробормотал Богдан и широко зевнул. Тем временем «Кумушек» в эфире сменил некий товарищ ведущий авторскую программу «Дыхание». Он затрапезным голосом рассказывал о временах до того как Москва провалилась. Программу эту обычно пускали в середине дня, подготавливая слушателя к послеобеденному сну.

-Диман, может пиратов поймать каких? Хотя… К черту пиратов… Я когда школьником был в церковь много ходил, даже в службах участвовал, свечи там носил, которые ангельские мечи символизируют и еще всякое… Теперь не хожу… Совсем. Хотя, нет, ходил тут недавно, попал к старообрядцам, так у них служба на два часа длиннее чем у нового канона! Я думал с чего бы так? А потом понял… Это мне наказание вышло, что я в церкви давно не был…

В небе пролетела птица, широкий размах крыльев, явная цель в существовании, которую я чувствовал даже здесь, на досках патрульного катера. У меня цели не было. Я ничего не хотел. Была ли цель у Богдана или мечта? Судя по его безмятежным голубым глазам — нет.

-Диман, помнишь песню какую про лето?

Я вспомнил «Бездельника». Мы попытались вспомнить слова , но не смогли, тогда на две головы начали придумывать свои. Придумали, спели, быстро забыли. Время ползло медленно, как улитка по склону горы Фудзияма. Время знало, что сейчас лето, а лето это безмятежная пора взглядов брошенных на солнце через бутылочное стекло.

-Диман, ты слышал Никанор Фомич голубей чипсами кормит, они от этого быстро печень сажают и падают замертво. Такие сытые, что летать не могут. Он из них потом супы себе варит и салат Цезарь делает. Деловой мужик.

Я положил на лицо майский выпуск «Морского вестника», а затем уснул ненадолго. Когда я проснулся ничего не поменялось. По Радио до сих пор шло «Дыхание».

-До того как Москва провалилась все товары возили фурами, а фуры на дороге часто попадали в аварию. Вот помню рядом с деревней, где я жил навернулась фура с мороженным. Мы, вся местная детвора, это мороженное домой ведрами носили…

Я широко зевнул. Богдан поддержал. Состояние истомы переходящей в полусон по прежнему держало нас своими нежными щупальцами. Складывалось впечатление, что эта жара не пройдет даром — будет буря, косой ливень и молнии во все небо яркие-яркие.

-Диман, тот друг мой в газпром устроился. Он у них инспектор по столовым приборам. Ездит по столовкам и проверяет все ли вилки на месте или ножи. И акты пишет, что мол нужно пополнить запас и вместо гнутых прямые закупить. Не работа, а мечта и платят под сотню, а мы здесь с тобой лежим за 20 500, таких денег даже на еду нормальную не хватает.

Где-то очень далеко завопил черт. Сначала вопил, а потом петь стал. Звук был на грани слышимости, так что слов было не разобрать, но мне почему-то казалось, что он поет репертуар «Зоопарка»…

-Диман, а другой приятель в пожарку. Он там сидит акты на огнетушители в организации по шаблону заполняет. Его туда мама устроила, тоже под стольник получает, один я тут за 20 500 утопленников багром тягаю. Если бы не такая сволочная работа я бы купить давно бросил и футбол еще играть бы начал. В любительский.

По радио шла реклама. Свечей от помутнения. Полезная вещь, особенно для оборотней. Только у таких свечей есть побочный эффект: волосы на груди интересного цвета становятся, а так ничего, стоят своих денег.

-Диман, я тут книжку прочитал: нам все врут — земля плоская. Заговор есть мировой, который за шарообразность, а земля на самом деле , она как монета и все планеты такие, только от нас все скрывают, это для массонов выгодно.

Я так и не услышал чем выгодно для масонов врать про шарообразность и про какие еще мировые тайны узнал Богдан из своей книжки, меня снова бросило в пучину сна. Дневной сон, он как провал в памяти, для него очень подходит выражение: «и тут его размягчило». Когда я проснулся ничего не изменилось, наверное именно с таких пробуждений и начинается обычное человеческое сумасшествие.

Диман, я по игре «Слова» был чемпионом Химок, пока Химки не провалились вместе с Москвой. А еще я на ютьюбе есть, я там к депутату в вагончик захожу и вопрос ему задаю. Участвовал в политической жизни, да.... Это было когда я в универе учился. Ты знаешь я лучше всего тогда сдал Римское право, готовился к сдаче, просидел целый день в библиотеки! Я тебе серьезно говорю.

Голос радио сливался с голосом Богдана, они становились одним целым — голосом вселенной. И эта вселенная рассказывала мне, как обстояли бы дела и как бы мы жили если бы Москва не провалилась. Я слушал, кивал и думал, что стоит написать об этом повесть, было бы забавно. И я даже начал писать эту повесть, но это совсем другая история.

Прощай, море.

Сколько я себя помню с тех пор как Москва провалилась с медициной у нас было не очень. Отсюда вытекает мнение популярное в узком кругу лиц: если речной полицейский попадает в больницу, то ему точно конец! Что-то есть в этом... Может дело в том, что мы презирали касту врачей, полагаясь на парацетамол, как лекарство от всех болезней или все потому что Богдан Сергеевич поймал, как минимум шестьдесят отравленных дротиков во время задержания пиратского баркаса?

Ровно 23:06 на ступеньках приемного ко мне пришло осознание : дело труба.

Я стоял вглядываясь в темноту, туда за границу защитных кругов фонарей, где качались на ветру кроны химкинского леса. Темнота манила меня, казалось спасением, вот сейчас достаточно сделать шаг, потом второй и начнется путь стрелка к Темной башни. Можно просто уйти от всего этого:счета, обязательства, гниющий заживо друг, проблемы взрослого мира, уйти туда где лесная тропинка бежит от Муми Дола до Хоббитона.

На больничное крыльцо вышел Геннадий, начал щелкать зажигалкой, этот звук отогнал наваждение. Я стоял молча как и он, понимая что только что был перед лицом ужаса у которого имени нет и чуть не сломался под его взглядом.

Мы вернулись в приемную. Богдан, был пьян от токсинов, кричал что-то про “Спартак”, но двигательные функции уже начали его подводить, так что встать с носилок у него сил не было.

Подняли, а затем, кряхтя, пыхтя и ругаясь потащили нашего товарища на четвертый этаж, без лифта, по лестнице советского типа, к койке между палатами 438 и 440, где нашему другу предстояло провести целый месяц или более того.

Именно тогда умер речной полицейский Богдан Сергеевич. Обычно, когда занимаешься какой-то ерундой за 20 500 нужен хороший удар по голове, чтобы ты понял что так жить нельзя. Нельзя жить в комнате, где вместо ковра пыль, а в ней отпечатки твоих следов: до уборной и обратно. Нельзя есть одни бомжпаки, или думать, что ты стоик.

Стоик это отличная мысль на самом деле. Стоик — это окно Овертона. Достаточно заменить слово «неудачник» на «стоик» и на душе становиться значительно теплее, а себя самого начинаешь воспринимать как некого богоизбранного героя, почти Христа, который выступает простив проклятого общества потребления. Несколько портит эту пастораль Луций Сенека, он был миллионером…

В самом начале этой повести, я писал про то что мы «щит», и всячески оправдывал наш труд, труд порицаемый обществом, социумом погрязшим в браконьерстве и контрабанде. К последним строчкам этой истории, что я что мой напарник стали более здраво смотреть на вещи. Без всякой там оправдательной риторики. Без юношеского максимализма. Мы стали старше. И если для кого-то взросление это длительный процесс, то для нас это было как вспышка, как резкий свист, который издает игла смазанная ядом в момент вылета из жерла сарбакана.

-Диман, 20 500, ты только подумай 20 500 и нечего кроме багра, а этих чертовых карликов не счесть и у каждого нож и сабаркан!

Это Богдан хрипит на своей койке, ему ставят капельницы по четыре в день, говорят: «К свадьбе оправится». Врачи любят называть неопределенные сроки, точность работает в морге, а не в отделениях наших больниц.

-Диман, а я один раз шел в шарфе спартаковском, через переход подземный, а на встречу «кони» человек двести. Я воротник поднял и в стену вжался, а они мимо идут и идут. А в этот раз не поднял воротника…

Где-то лежит книжка: «Как убивали Спартак». Я ее подарил Богдану, а еще я подарил ему роман Кинга «Стрелок». Дал почитать, так он у него и остался. Тогда и подарил. Богдан Сергеевич ухаживал за некой барышней, которая любила «Темную Башню», а значит ему следовало быть в теме.

-Диман, а как умер Че Гевара? - Я рассказываю, слухи во основ, слухи, которые стали легендой. Про холм, хижину, верных друзей, про бой до последнего патрона и как Че отрезали голову и в полной спиртом банке отвези в Вашингтон. И голова эта до сих пор хранится в Центральном разведывательном управлении. Богдан слушает:

А я Диман, на Кубе-то так и не был никогда…

Не был он на Кубе. 20 500 хватило только на поход с рюкзаками, костер и пару песен Цоя в половину первого в ночь Равноденствия. Мы верили что можем все пока цветет иван-чай, а на самом деле просто не знали, что мир он где-то там за пределами нашего понимая, нужно только выбраться и тюрьмы оправданий своей трусости и нерешительности, куда мы сами себя загнали.

Он засыпает. Безмятежным сном человека, который принял решение.

Что сказать в завершение этой сумбурной истории? Богдан Сергеевич уволился из речной полиции. В последний день службы он выпил изрядно, искал в отделение Аннечку, а еще трижды поцеловал Геннадия в уста, смачно, как Брежнев. Богдан умел уходить красиво. Работу он искал долго, но нашел. Не синекура конечно, но и не речная полиция. Бросил курить, начал играть в любительский футбол, а еще съездил на Кубу. Туда где ступала нога Че Гевары.

Стоило бы рассказать и о других персонажах? Нет. Те из них что умерли , пусть будут мертвы, а те что живы пусть живут. Это сказка только об одном человеке и его приключения на берегу Химкинского моря подошли к концу. Я не знаю больше никаких историй и мне нечего вам рассказать.

Покраснение

Мы познакомились через пять лет после того как Москва провалилась. Я тогда скитался по побережью новообразованного  моря пребывая в задумчивом состояние духа. Привычный мир рухнул, а то что формировалось на его месте требовало чересчур больших усилий для деятельного существования. Несколько раз я представлял себя висящим на крепком березовом суку в пеньковой петле. Потом я представлял, как потные руки будут стаскивать мои ботинки, а затем владелец этих рук вышвырнет мою обувь в сторону. Швырнет, заметьте с омерзением - грибок же. Эта картина живо прогоняла первую, ту где я вешался от безысходности. Быть настолько бесполезным, что мародеры побрезгуют твоей обувью? Нет уж,  увольте.
Вот с такими мыслями в голове я и познакомился со Славой Курочкиным. Его буквально за пять минут до нашей встречи обобрали какие-то негодяи, забрали почти все, кроме саквояжа с подборкой аниме сериалов - в условиях нового мира этот груз вынесенный из провалившегося старого мира был бесполезен. Почему? Смотреть было элементарно не на чем.
А еще через пять лет я узнал, что он покраснел и ушел на дно.
Он постарался всем своим видом показать что процесс ему безразличен. Руки мешали колоду, голова наклонилась чуть вправо, глаза заволокло “тоской по имперскому величию”. Его звали Слава, Слава учил людей с серыми от будней лицами простым движениям диско в полумраке чебуречной на сумеречной площади. Хозяин заведения использовал только энергосберегающие лампочки, что еще больше отдаляло процесс от реального мира делая происходящее психоделической сказкой для мальчика, которому совсем недавно стукнуло 27 лет. Он перестал мешать колоду.

На улице кричал мужчина : “Я убью тебя сволочь”. Партнер Славушки по игре печально вздохнул,Слава положил колоду на стол, прямо на то место где перочинным ножом шесть лет назад Михаил Ивлев вырезал символ бесконечности перед тем как бежать в Идистан.

-Закрой занавесочку, не люблю я эти вечерние шоу.

Слава закрыл. Он в свои 27 был послушный мальчик, правда иногда находило, да так, что потом трясло по три часа кряду. Колода лежала на столе, засаленная, верхняя карта явно была крапленая, кто-то срезал уголок, в соседней комнате звякнула бутылка об бутылку. Это Прасковья, квартирная хозяйка мыла тару из-под кефира перед походом в пункт приема вторсырья. За окном пронзительно свистнули. Люди так не свистят, если конечно этого “свистуна” не осенил своим крылом Сирин. Времена стояли чудесные, пришло время раздавать.

Славушка взял верхнюю карту, положил ее на стол картинкой вверх. На него смотрел Танцор, бледный юноша идущий по канату над городской площадью. Казалось, учитель диско начал слышать крики толпы, свист и улюлюканье, там над площадью  вечернего города над которой от кабака “ У Фельдфебеля” до шпиля ратуши актеры бродячего цирка с позволения бургомистра натянули свой канат.  Слава тряхнул головой прогоняя наваждение. На столе появилось два граненых стакана и бутылка Аряпиской.

-Я не пью.
-А я знаю, я за двоих. На Рубеже за двоих стоял и здесь за двоих справлюсь.

Чпокнуло. Пробка вышла из горлышка, потянуло ароматом красной воды заводского разлива. Все тот же Ивлев называл такие моменты: “Выход мерзавчика”. Слава вздохнул, а затем раздал себе и Петру Семенихину по шесть карт в темную.

Петр получал скромную пенсию от княжества за шесть лет, которые он провел в порубежной страже отстаивая интересы человечества супротив Леса. Это пенсия позволяла Семенихину распространятся о своем героизме при наличие достаточно покладистой аудитории. Слава слушал истории ветерана со смещенными чувствами и странными суждениями, которые его после таких бесед посещали. Недавно к Славе заскочила в голову такая мысль: если бы Леса не было, то его стоило бы придумать. А вот недели три назад учитель диско думал целых два дня: почему я сам не записался в порубежную стражу? От малодушия? Почему я , здоровый парень, здесь в безопасном тылу, а не сдерживаю Лес или охраняю периметр Бездны. Почему я до сих пор не открыл не одну из запертых дверей этого мира, хотя меня вроде бы ничего не держит… Слава долго думал на эту тему, пока не нашел ответ: отец, он не может бросить отца, отец без него точно не проживет. Это его несколько успокоило.

-Ты работу-то нормальную нашел?

Петр сгреб карты левой рукой, вместо правой у него еще с Рубежа была щупальца, этой самой щупальцей ветеран ловко разливал Аряпискую по стаканам, с мерой, как положено: «на два пальца".

-Я считаю свое занятие вполне достойным и прибыльным.

Слава изучал карты, а они говорили ему, что врать ветерану Рубежа не хорошо. По старой договоренности он ходил первым: “дерево” легло на стол, тут же было затабленно, что позволило вывести в игру “обезьянку волшебника” за одну ману. Петр выпил первый стакан. Крякнул. Этажом выше упало нечто тяжелое, на улице мужчина средних лет растянул гармонь, а затем красивым голос с мужественной хрипотцой запел “Пески Аракиса”. Вечерело.

Где-то через час Слава откланялся. Его ожидала встреча с человеком необычным, которого учитель диско часто называл своим другом, но который временами его прямо-таки бесил. Хотя ради справедливости следует добавить, что Славушку частенько бесило человечество в целом, во всей своей совокупности так сказать. Звали этого субъекта лисенок Фокс,а встречу он назначил на Минской улице, около почтового отделения. Фокс умел быть крайне обходительным и пунктуальным, когда ему что-то нужно было получить от человека, но совершенно безалаберно и наплевательски относился к так называемым «ответным услугам». В это раз дело касалось ЕГО интересов, так что на место встречи он прибыл раньше Славы и приветствовал его со всей возможной теплотой.

-Вот.

Фокс распустил шнурки торбы демонстрируя Славе лысую каменную голову статуи Ленина в размерности один к десяти. Учитель Диско постарался наполнить свои глаза равнодушием до краем, но давалось это ему с трудом, так как к Владимиру Ильичу он испытывал огромную симпатию.

-Это тебе для какой цели?

-Я тебе вот что скажу, я по части скульптур, бюстов, памятников всяких все знаю. Разбираюсь в этом вопросе. Этот Ленин не обычный, видишь черный какой?

- Это что-то значит?

Слава попытался скептически приподнять бровь, но ему это не удалось. Фокс проигнорировал его мимические игры, его больше занимало изложение:

-Именно! Черных Ленинов нет почти, он скорее всего единственный, так как его сделал скульптор Проханов из метеорита! Понимаешь? Я где — то про это читал, но не помню где. Да может и не Проханов это был, а кто другой, но главное, на него есть покупатель!

-Я?

Фокс улыбнулся:

-У тебя и денег таких нет. Он большие деньги дает. Целых три пятьсот!

Тема больших денег смутила Славу, три пятьсот-то он имел, но стоило ли платить эти деньги Фоксу, чтобы доказать что он тоже весомый человек? Или нет. Славушка еще раз взглянул на черную лысину Владимира Ильича.

-Так я тебе зачем?

-Для спокойствия. Будешь спину мне прикрывать. Деньги-то большие! Мало ли как оно пойдет...

Слава пожал плечами, этим вечером он был абсолютно свободен, а значит ничего не мешало ему принять участие в мутной, как вода в луже, авантюре Фокса. Надо отметить, что авантюры были свойственны Фоксу, особенно он любил их проворачивать на словах рассказываю в кругу друзей очередную “возможную махинацию”. Было абсолютно ясно, что раз лисенок решил действовать в реальных условиях ставки несколько выше чем три мать его пятьсот.

Поселок 751Б построили при доме отдыха, когда дом закрыли, а его владелец уехал в Индостан, то поселок сам собой опустел в течение шести лет. Слава не помнил, что произошло раньше отъезд владельца или закрытие дома, но это не имело ровно никакого значения. Дорога выходила из леса и снова исчезала в лесу, а между входом и выходом стояло три пятиэтажки и два десятка ржавых гаражей. Магазина не было, зато была автобусная остановка, на которой сидел абориген преклонный лет, рядом с ним радиоприемник переносного типа дарил нам немного старых, написанных еще до того как Москва провалилась, песен.

Фокс уверенно направился к гаражам. Слава шел следом. Три дома напоминали в сумерках великанов, а гаражи бронированную пехоту , что прикрывает БОЛЬШИМ сухожилия от шашек отважных буденновцев.

Славу занимали пути отхода, а Фокса три пятьсот. Автобус на котором они приехали был последний сегодня, а значит, если что-то пойдет не так, то только бежать, бежать через сосновый лес, как лось, через подлесок, проломившись сквозь малинник, обжигаясь крапивой и проклиная все на свете. Бег, как жизненное кредо. Не очень хотелось бы ТАК, не хотелось бы чтобы что-то пошло не так…

Они подошли к распахнутым настежь воротам гаража. Их ждали. Встречающих было трое, Слава не мог судить наверняка, но судя по виду какие-то пидоры. Узкие джинсы, общая худоба, та неуловимая черта в одежде на которой балансирует хипстер, чтобы не рухнуть в безвкусие бродяги. На этой черте стояли все трое: кто-то более уверенно, а кто-то буквально еле удерживался.

-Статую покажи, жопошник.

Начал переговоры патлатый коротышка в очках.

-Она со мной. Деньги давай.

Фокс растянул шнуры торбы демонстрируя лысую голову Ильича. Опять.

-На!

Патлатый ударил Фокса ржавым обрезком водопроводной трубы, метил ясно дело в голову, но попал в потемках в плечо. Фокс ударил в ответ, прямо по очкам.

-Ах ты жопошник!

Завопил контрагент, вцепившись продавцу в его роскошные, длинные , русые волосы. Торба с Лениным упала на землю.

-Беги Славян, я их задержу!

Слава сделал рывок к торбе и столкнулся там нос к носу с незнакомцем. Борьба была короткой, но жаркой, ткнув конкурента пальцем в глаз, Славушка сделал неплохое ускорение с драгоценной торбой в руках. Уже завернув за угол ровной шеренги гаражей он начал осознавать , что хлопки сзади были похожи на выстрелы, а мужчина на автобусной остановке поднялся и спешит ему на встречу неспроста.

-За три пятьсот значит?

Учитель диско не снижая скорости кинулся навстречу незнакомцу в засаленной кепке аси дс. Прыжок, удар двумя ногами в грудь . Многое вообще надо старику? Этого хватило, чтобы упасть прямо на белую полосу, крест на крест, символизм за ваши деньги так сказать, просто и от души. Славушка хромая скрылся между сосен, силы начали оставлять его, так что он осел за первым деревом, достаточно широким чтобы скрыть его от бизнесменов из поселка 751Б.

Они светили фонарями в лучших традициях фильмов про «ничью землю» после десяти вечера ранней осенью, но в ночной лес не входили, адреналин отпустил, решительности сразу поубавилось. Тот, которому Фокс разбил очки, крикнул:

-Мы знаем , что ты там ! И я знаю, что ты слышишь меня жопошник! Если хочешь получить своего друга целым а не в виде чебуреков по 2.50 за штуку, то выходи , отдай нам Ленина и все пойдут по домам!

Слава растянул торбу и вытащил Владимира Ильича, вождь смотрел ему прямо в душу своими хитрыми глазами, улыбался как он умеет, вождь был почти как живой. Славушке даже показал что метеоритный камень греет его дрожащие после драки руки.

-Три пятьсот значит? Да идите вы все в жопу пидоры!

Прошипев это сквозь зубы, учитель диско затянул торбу, закинул ее за спину, а затем , чтобы достичь полного сходства с ужом пополз прямо по земле в противоположную сторону от дороги и сомнительных дел Фокса, пополз с единственной целью: спасти вождя мировой революции от цепких рук капитала.
Он полз через непроглядную темному вспомния свою жизнь до того как Москва провалилась, вспоминая как он был паразитом. Жил за счет папы-полковника и его трех элитных квартир, каждая с видом на крупный государственный ВУЗ. Вспоминал как годы напролет смотрел аниме или выслеживал своих друзей в ВК. Нет, он им не писал, просто оглаживал глазами фотографии со свадеб, это было обычно между полуночью и рассветом и выглядело не очень здорово. Он полз. Становилось непонятно, откуда беруться силы, почему он до сих пор не замер, почему сердце не лопнуло? В какой-то момент Слава встал, этот момент совпал с рассветом. Алые лучи солнца гладили его кожу цвета кумача, а он гладил лысину Владимира Ильича вырванного из вонючей торбы дрожащими от возбуждения руками. Он побежал, он бежал пока не врезался в прибой, а дальше ему предстояло плыть. Мавзолей в самом сердце Московского моря звал его, звал тысячью голосов настоящих коммунистов. Курочкин знал, что нужно делать…. Море забрало его, как забирало тысячи других Красных, которые как мотыльки к керосиновой лампе стремились к скрытому на дне мавзолею.